В милиции всех на ноги поднял. Нет, говорят, Фурсовой Марины не значится. А другой фамилии я не знал…
— Я такая сейчас счастливая, просто боюсь поверить, — прошептала Марина. — У меня есть работа, есть крыша над головой и, наконец, я нашла тебя.
— Нет, это я тебя нашел. Я тебе, знаешь, весь год писал письма, а ты ни на одно не ответила… А я все писал и писал.
— Но я не получала… — растерянно взглянула на него Марина. — Честное слово, я не получила ни одного письма, Тима.
— Ты и не могла получить, — улыбнулся Тимофей. — Но теперь получишь, я тебе это обещаю. За весь год сразу… Только читай их по порядку… Я уйду в рейс, а ты читай, ладно? До ухода не надо, а уйду в рейс — тогда можешь читать… Завтра я принесу их тебе вечером. Они у меня в папке все сложены, я писал и складывал, писал и складывал… И где-то теплилась у меня надежда, что когда-нибудь они дойдут до тебя.
Марина порывисто сжала его лицо ладонями, посмотрела долгим серьезным взглядом в глаза Тимофея и произнесла низким, чуть дрожащим от волнения голосом:
— Тима, я тебя очень люблю и буду любить всегда, всю жизнь…
— Мне нужно идти, — прошептал Тимофей.
И снова молчание, и не хотелось ни о чем думать, и не хотелось двигаться.
— Нужно идти, — опять повторил Тимофей.
— Как странно, — протяжно сказала Марина. — Надо опять расставаться… до завтра я тебя не увижу… Опять одной здесь быть… Зачем? Почему?..
Тимофей поднял голову и увидел немигающий затуманенный взгляд Марины. Ее полураскрытые губы тянулись к нему, и он припал к ним и задохнулся от переполнившего его чувства.
— Я буду тебя завтра ждать… и послезавтра… и каждый день…
— Разговоры разные могут пойти. Ты не боишься?
Она взглянула ему в глаза и медленно усмехнулась.
— Я целый год боялась. А теперь нет, никого и ничего не боюсь. Кто меня осудит? Я ушла от человека, которого не люблю, уехала из Ленинграда. А приехала куда? На север, в Заполярье, приехала к любимому. Так кто же меня осудит?
— До завтра…
— До завтра.
…Когда Тимофей подошел к причалу, «Тавриды» там не оказалось. Ее место занял пожарный буксир. Тимофей непонимающе смотрел на буксир. По графику они должны еще сутки стоять здесь… Он посмотрел налево, направо — нет. «Тавриды» нигде не видно. Что случилось?
Вахтенный на буксире в ответ на вопрос полол плечами.
Тимофей побежал в диспетчерскую завода. «Увели в порт», — ответили ему. «Куда?» — «Этого мы не знаем. Известно только, что под погрузку». — «Под какую погрузку?» — «Мы ничего не можем добавить. Звоните в порт».
Тимофей позвонил диспетчеру пароходства. Да, «Тавриде» пришлось срочно закончить чистку котлов, и она сейчас стоит у одиннадцатого причала. Предстоит спецрейс. Куда? Капитану это известно. Надолго ли рейс? И это узнаете у капитана.
Тимофей побежал в порт. Он знал, там берут груз пароходы, уходящие в Арктику. Да, но в Арктику уходят летом. Какая же сейчас может быть Арктика? Поставили под погрузку, а грузового помощника на борту нет… Влетит от капитана… Второй час ночи. И поспать не придется…
Едва он поднялся на борт «Тавриды», третий помощник Василий Лобов передал, чтобы Тимофей срочно шел к капитану. И вообще отход утром, а полкоманды еще нет, и он, третий помощник, не знает, как собрать матросов, отход надо оформить к десяти утра… И карты на выход надо успеть получить. И Крокодил, вдобавок, не в духе нынче.
Капитан встретил Тимофея неласково. Не ответив на приветствие, он недовольным тоном приказал Тимофею срочно подготовить второй и третий трюмы к погрузке груза, главным образом, продовольственного. На всю подготовку капитан дал Тимофею два часа.
— Это невозможно! — вскричал Тимофей и, наткнувшись на тяжелый взгляд капитана, осекся.
— Повторяю: через два часа трюмы должны быть готовы и первые стропы груза уложены в трюм.
— На борту нет матросов, — упавшим голосом сказал Тимофей.
— Это забота старпома. А вы — мой грузовой помощник, и подготовка трюмов и прием грузов входят в ваши обязанности. А как — ваше дело. Хоть сами идите в трюм.
— Есть! — машинально ответил Тимофей и вышел из каюты капитана. Жаловаться некому и не на кого. Надо работать.
Он прошел по каютам — они были пусты. Лишь один боцман возился на палубе со швартовыми концами. Он посочувствовал Тимофею, но сказал, что раньше чем через полчаса матросов на судне не будет.
— Послали двоих по адресам, — спокойно говорил он Тимофею, — пока доберутся, пока вернутся…
— Что ж делать? Не успеем ведь приготовиться, — растерянно взглянул на боцмана Тимофей.
— А ты не нервничай. Сейчас начнем с тобой третий трюм готовить, вахтенного от трапа прихватим, а потом подойдут люди, подойдут, не нервничай. Управимся.
Даже не переодевшись, Тимофей спустился в трюм. Боцман сбросил ему с палубы лопату и два голика, а сам стал у лебедки. Груз требует хорошо промытого и сухого трюма. Но сейчас о мытье думать не приходилось — за два часа доски не успеют просохнуть. А трюм грязный — на стрингерах и шпангоутах в углах спеклись остатки руды. Куски руды виднелись там и тут. «Черт! Не проследил после выгрузки, разиня!» — ругал себя Тимофей. Но раздумывать было некогда. Он вооружился голиком и принялся сметать руду с бортов. Сухая пыль, как туманом, окутала трюм, она набивалась в глаза, в нос, в рот, седоватой пеленой осела на костюм.
— Андреич! — донесся сверху глуховатый голос боцмана. — Вылазь, подмога пришла.
Когда Тимофей выбрался из трюма — на палубе грохнул хохот. Смеялись боцман, Юрка Чекмарев, смеялись еще два матроса.
Чекмарев подсунул зеркало. Тимофей взглянул. Пыль густым слоем покрыла лицо, волосы, одежду. Он выбросил зеркало за борт, повернулся к матросам и дрожащим голосом сказал:
— Чего ржете? Шляетесь ночами, а я за вас должен трюм
